Россия - коррупция, её граждане - рабы. - Укрывательство преступлений

УКРЫВАТЕЛЬСТВО ПРЕСТУПЛЕНИЙ (2 часть)

Андрей Ивлев

Так, по оценке Иншакова С.М. и его коллег из ведомственного НИИ Академии Генеральной прокуратуры в 2009 году в России было совершено не 3 миллиона преступлений, как указано в официальных государственных статистических отчетах, а не менее 26 миллионов преступлений. Сопоставление этих двух цифр само по себе указывает на беспрецедентное и циничное государственное вранье. И что? А ничего.

Российская уголовная статистика как врала, так и дальше продолжает лгать обществу. И все молчат. Никто не наказан, ничего не исправлено. Государственная ложь продолжает торжествовать. Это демонстративное вранье чиновников от правосудия особенно нетерпимо, когда речь идет о манипулировании статистическими данными о количестве убийств.

Во всех странах основным показателем уровня законности и правопорядка служит динамика убийств. По данным Иншакова С.М. и других, в 2009 году в России реально было совершено более 46,2 тысячи убийств, а фактически зарегистрировано только 18, 2 тысячи. То есть даже по сведениям коллектива специалистов, ангажированных Генеральной прокуратурой РФ, непосредственно заинтересованной в укрывательстве преступлений и статистических данных об этом, только за один 2009 год «правоохранители» спрятали 28 тысяч убийств.

Но ничего не изменилось. И не изменится до тех пор, пока общество не заставит мошенников от следствия и правосудия прекратить злоупотреблять его доверием.

Вопреки выводам российских «правоохранительных» органов преступность ежегодно растет, а раскрываемость падает. Но государство упорно продолжает лгать своим гражданам. Наряду с увлечением следственных аппаратов СК РФ и МВД РФ расследованием заказных политических дел и в силу очевидного падения квалификации следственных работников резко возросло количество следственного и судебного брака, в первую очередь по делам, представляющим повышенную сложность для расследования.

Общество обязано заставить государство прекратить укрывательство преступлений, в первую очередь убийств. Тем более, что оценивая имеющиеся данные о количестве без вести пропавших лиц, обнаруженных неопознанных трупов, самоубийств и т.д. в совокупности с широко применяющимися сейчас методами совершения неочевидных убийств, обоснованно полагаю, что в настоящее время в путинской России ежегодно укрывается от регистрации, учета и расследования не 28 тысяч убийств, как указано Иншаковым С.М., а минимум в 2 раза больше, то есть около 60 тысяч.

Для того, чтобы ясно представлять, какое количество неочевидных убийств ежегодно укрывается государством в Российской Федерации, следует в первую очередь изучить вопрос о лицах, пропавших без вести. Не секрет, что в России по давно сложившейся «правоохранительной» практике в абсолютном большинстве случаев действует негласное правило: «Нет тела (трупа) – нет дела».

Достаточно редкие исключения лишь подтверждают общее правило. Этим успешно пользуются преступники: они стараются по-возможности спрятать труп, чтобы хотя бы оттянуть момент возбуждения уголовного дела, выиграть время. Зачастую им удается таким нехитрым способом вовсе предотвратить возбуждение дела и производство расследования. Разумеется, что в таком случае преступление остается незарегистрированным и нерасследованным, а перспективы его раскрытия, расследования и судебного разбирательства зависят от ряда обстоятельств весьма непредсказуемого свойства, что на практике в большинстве случаев означает невозможность спустя длительное время убедительно доказать виновность конкретного лица. Именно на это и рассчитывают преступники, предпринимающие меры для сокрытия трупа. Это обстоятельство давно известно, хорошо исследовано и учтено при профессиональной подготовке следственных кадров.

Практически все методические рекомендации для следователей по делам об убийствах содержат подробный перечень мероприятий, подлежащих обязательному выполнению для своевременного решения вопроса о возбуждении уголовного дела по факту безвестного исчезновения лица. Совместным приказом Генеральной прокуратуры РФ, МВД РФ от 27 февраля 2010 года утверждена очередная инструкция «О порядке рассмотрения заявлений, сообщений о преступлениях и иной информации о происшествиях, связанных с безвестным исчезновением граждан», в которой перечислены 18 конкретных пунктов о признаках криминального исчезновения граждан, обязывающих следователей положительно решать вопрос о возбуждении уголовного дела.

Причем этот перечень не является исчерпывающим, то есть следователь вправе усмотреть (помимо приведенных) иные признаки, указывающие на необходимость немедленного возбуждения уголовного дела. На первый взгляд при названных обстоятельствах и вроде бы предпринятых государством мерах для обеспечения своевременного возбуждения уголовных дел по фактам безвестного криминального исчезновения граждан нет достаточных оснований утверждать об умышленном укрывательстве государственными органами неочевидных убийств. Но такой вывод представляется обоснованным только на первый взгляд. Как давно известно из российской жизни, наличие хороших законов и инструкций вовсе не означает гарантию правопорядка, поскольку ежедневно нейтрализуется их неисполнением. Грубо говоря, российские законы и инструкции – это теория, а на практике господствует начальственное усмотрение – как практическая реализация пресловутого «ручного управления».

Более того, вопреки духу правильных законов и инструкций в Российской Федерации прочно укоренилась и безотказно действует порочная «понятийная» практика, заключающаяся в негласной максиме: «Дело должно вылежаться». Иными словами, пресловутая целесообразность заменяет собой требования нормативных актов, все «правоохранители» об этом знают и подчиняются понятийным соображениям бытовой целесообразности, а не закону и указаниям Генеральной прокуратуры РФ. Причем исполнители на местах знают, что Генеральная прокуратура в курсе работы «по понятиям», а не в соответствии с ее указаниями.

Правомерен вопрос: неужели чиновники от следствия такие варвары, что не понимают негативные последствия неисполнения требований закона и ведомственных нормативных актов, преднамеренно их нарушают с целью причинения вреда охраняемым законом интересам граждан? Ничуть. Начальники и следователи вполне все понимают, но как бы «рискуют» проигнорировать прямые указания Генеральной прокуратуры РФ в банальном расчете на самостоятельное возвращение исчезнувшего лица или его случайное обнаружение. И для такого расчета есть объективные основания: примерно 80% исчезнувших без вести лиц вскоре обнаруживаются живыми и здоровыми.

Зачем возбуждать уголовное дело, если вскоре «труп» сам явится домой или станет известно о его местонахождении, что означает отсутствие события преступления, соответственно, преждевременно возбужденное уголовное дело подлежит прекращению как необоснованно возбужденное. В этом разрыве требований инструкции о своевременности возбуждения уголовного дела по признакам криминального исчезновения лица и соображениями здравого смысла, обычной житейской логики и в надежде «на авось» заключена истинная причина злоупотреблений, влекущих за собой укрывательство убийств. Понятно, что целью этих злоупотреблений, выражающихся в умышленном бездействии «правоохранителей», является нежелание делать «лишнюю» работу, а в итоге на практике приводит к господству бюрократической концепции о «лишних» или «неперспективных» делах.

Проблема заключается в том, что при неясных причинах исчезновения лица чиновниками от следствия с самого начала презюмируется, что пропавший вернется сам, поэтому начальник «рекомендует» следователю не торопиться с возбуждением уголовного дела, а подождать, дать соответствующие поручения органам дознания, попробовать в пределах установленного законом срока прояснить ситуацию для принятия законного и обоснованного процессуального решения. С формальной точки зрения все законно и правильно. Однако в действительности именно в таких ситуациях зачастую происходит укрывательство совершенного преступления, поскольку к моменту вынесения постановления в большинстве случаев ситуация остается такой же непонятной, как и в первый день, а в действие вступает фактор перманентного наличия других дел. Ситуация «зависает». Соответственно, в 99% случаев следователь принимает решение об отказе в возбуждении уголовного дела. Почему? Потому что работы мало не бывает, а больше за те же деньги никому не надо.

И это как бы правильно, хотя бы при первом приближении, но фактически, если лицо не обнаруживается живым в обозримом будущем, можно с некоторой степенью вероятности (примерно 60-70%) считать, что имело место убийство. Но к тому времени само событие исчезновения лица без вести уже потеряло актуальность, а значит, доказательственную «перспективность», поэтому при отсутствии дополнительных веских аргументов в пользу версии об убийстве уголовное дело почти никогда не возбуждается, а дальнейшем при сложившейся системе прокурорского надзора ситуация практически во всех случаях заволокичивается.

Именно этот момент заранее известной волокиты, заведомо уничтожающей шансы на благополучное расследование, и должен быть поставлен в вину государственным органам по борьбе с преступностью как критическое свидетельство государственного укрывательства неочевидных убийств, сопряженных с безвестным исчезновением лица. Иными словами, следователь с молчаливого согласия или даже указания своего начальника посредством вынесения постановления об отказе в возбуждении уголовного дела умышленно обрекает конкретный случай на заведомую волокиту и предсказуемую утрату перспектив расследования. В свое время такие действия называли вредительством и довольно жестоко преследовали от имени государства.

Сейчас государство свою обслугу бережет, поэтому в накладе остаются не «охранители», а бесправное население, поскольку лишь в редких случаях оспаривание отказных постановлений следователей приводит к возбуждению уголовных дел. В Российской Федерации государственное укрывательство неочевидных убийств, заявленных в связи с безвестным исчезновением граждан, осуществляется в основном посредством вынесения постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела. Лишь мизерное количество таких постановлений отменяется с последующим возбуждением уголовных дел, которые все равно имеют (за редким исключением) традиционную судьбу практически бесполезных отказных материалов.

Таким образом, при указанных выше обстоятельствах (есть множество более очевидных вариантов и способов злоупотреблений «правоохранителей») государство обязано отвечать за массовое невозбуждение уголовных дел и непроведение качественного расследования, повлекшее невосполнимую утрату доказательств, при наличии в событиях безвестного исчезновения граждан признаков криминального характера происшествий.

Вместе с тем система государственного укрывательства в Российской Федерации «неперспективных» неочевидных убийств основана именно на преднамеренном бездействии всех субъектов «правоохраны», начиная с органа дознания и заканчивая судами (в стадии досудебного производства).

Механизм злоупотреблений «правоохранителей» при укрывательстве неочевидных убийств путем бездействия прост: каждый бездействующий государственный орган перекладывает ответственность на «смежника», а в результате волокиты и ведомственных «разборок» с течением времени происходит невосполнимая утрата (невозможность отыскания) доказательств и перспектив благополучного расследования.

На практике случаи возбуждения дел после многократной отмены отказных постановлений достаточно редки, обусловлены настойчивостью заявителей, требующих расследования, как правило, сопряжены с фактами применения недозволенных мер дознания и предварительного следствия, а зачастую – с тяжкими судебными ошибками. Причина этого явления заключается в низком профессионализме органов дознания и следователей. Государство знает об этом, поэтому российские чиновники от следствия преднамеренно закрывают глаза на умышленное укрывательство преступлений.

Систему порочных отношений, сложившихся в российской практике укрывательства неочевидных убийств, разорвать достаточно сложно, поскольку все звенья правоохранительной «цепи» завязаны на «палочной» оценке результатов работы и показателях статистической отчетности. Из года в год в России под эгидой Генеральной прокуратуры РФ осуществляется манипулирование уголовной статистикой, с низу до верху фабрикуются заведомо ложные показатели отчетности по всем направлениям правоохранительной деятельности, в том числе и по убийствам. Прокуроры, научившиеся «липовать» по «мелочам» (нетяжким преступлениям), неизбежно вовлекаются в фальсификации и в отношении убийств. Разумеется, в отчетах проще всего «корректировать» относительно неочевидных явлений, в частности, убийств.

Так формировалась система государственного укрывательства неочевидных убийств, которая в настоящее время получила самое широкое распространение и прикрытие (вуалирование) на самом верхнем уровне государственной власти, о чем не смог умолчать даже официальный криминолог – профессор Иншаков С.М. Российские следователи всячески избегают возбуждать дела в связи с безвестным исчезновением граждан по двум взаимосвязанным причинам:

а) в связи с особой сложностью доказывания;

б) общей низкой профессиональной квалификацией следователей.

Поэтому таких дел в российской следственной практике очень мало; их возбуждают, как правило, лишь при наличии лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого, а рассмотрение таких дел в судах сопряжено с большими трудностями, неизбежными выявлениями нарушений «правоохранителями» уголовно-процессуального законодательства и чревато судебными ошибками. В качестве иллюстрации и обоснования вышесказанному приведу лишь один из относительно «свежих» примеров.

17 апреля 2003 года в прокуратуру Новоселицкого района Ставропольского края обратилась с заявлением жительница села Китаевское Марина Медкова о безвестном исчезновении ее 14-летней дочери Татьяны, которая ушла из дома 12 апреля 2003 года и не вернулась. Уголовное дело было возбуждено лишь 5 ноября 2003 года, то есть спустя 6,5 месяцев, поскольку следователь неоднократно выносил постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, мотивируя принимаемые решения тем, что пропавшую Татьяну после 12 апреля неоднократно видели в селе Китаевское живой и невредимой, но домой она не вернулась. 19 декабря 2003 года 17-летний Дмитрий Медков, брат исчезнувшей Татьяны, будучи доставленным в местное отделение уголовного розыска, якобы, добровольно сообщил оперативникам Каргалеву С . и Михневу А., что 12 апреля 2003 года он якобы убил и сжег свою сестру Татьяну. Сразу проверили Медкова на полиграфе, и о, чудо техники – полиграф подтвердил виновность Димы.

Показания Медкова об обстоятельствах убийства Татьяны полностью подтвердил его друг Алексей Хиленко, который, посетив ИВС, заявил, что якобы был очевидцем убийства, видел, как Медков выносил труп Татьяны во двор, на огород, где, якобы, расчленил, а затем сжег в топке бани, а несгоревшие части тела выбросил в реку Толузовку. Разумеется, после рассказа Медкова об убийстве своей сестры Татьяны он был арестован. На суде зачитали обвинительное заключение, в котором было указано, что Дмитрий дома избил свою сестру; Татьяна упала виском на острый угол батареи и скончалась от полученных телесных повреждений; обстоятельства происшествия и характер травмы были тщательно описаны. Как указано в обвинительном заключении, Медков признал себя виновным полностью, подробно показал об обстоятельствах убийства и последующего расчленения и сжигания частей тела своей сестры; признательные показания подтвердил на месте происшествия.

14 июля 2004 года судья Иванов Ю.И. решил, что Медков Д.Ю. убил сестру из-за внезапно возникших личных неприязненных отношений и с учетом заключения московской стационарной судебно-психиатрической экспертизы от 5 мая 2004 года, признавшей Медкова невменяемым, назначил ему бессрочное лечение в психиатрической больнице специального типа как особо опасному параноидному шизофренику, страдающему хроническим психическим расстройством. Кстати, через 4,5 года, в январе 2009 года, было получено совсем иное заключение судебно-психиатрической экспертизы, согласно которому Медков Д.Ю. вменяем, никакой параноидальной шизофренией не страдал, соответственно, заключение от 5 мая 2004 года является ошибкой. Но постановлением суда от 14 июля 2004 года Медков Д.Ю. был направлен на бессрочное принудительное лечение в Ставропольскую психиатрическую больницу специального типа (за 150 км. от села Китаевского).

Все бы было хорошо для оперов, следователей, прокуроров и судей, совместными усилиями сфабриковавших дело, если бы вдруг 3 декабря 2006 года Марина Медкова не получила письмо от своей «убитой» дочери Татьяны.

Кстати, в связи с таким поворотом этой истории несложно представить, сколько невиновных в убийствах необоснованно сидят ныне в российских колониях при существующем уровне профессионализма и добросовестности следователей, прокуроров и судей. Но как ни парадоксально, в данной ситуации не это обстоятельство обращает на себя внимание в первую очередь.

Возмутительно то, как российские власти цинично-покровительственно отнеслись к уголовно-наказуемым прегрешениям своих охранителей (следователей, прокуроров, судей и прочих «специалистов»), сфабриковавших дело, отделавшись от потерявшего здоровье в результате их «деятельности» молодого человека подачкой в качестве компенсации вреда, причиненного социально близкими авторитарному государству субъектами. Но об этом речь пойдет чуть ниже.

В письме Татьяна объяснила матери, что она просто убежала из дома из-за ссоры с ней, произошедшей накануне. Вышла замуж за Умара Таймударова, человека мусульманского вероисповедания, приняла ислам, родила сына и проживает в Дагестане в поселке Шамилькала. Указала свой номер телефона, по которому Марина Медкова сразу же позвонила и убедилась, что дочь действительно жива. Татьяна дозвонилась даже до находящегося на лечении в психиатрической больнице брата Дмитрия. 11 января 2007 года Медков Д. был освобожден от принудительного лечения, получив в 2007 году от государства вторую группу инвалидности, извинения от прокурора и от суда - «смешную» компенсацию вреда в размере 500 тысяч рублей.

Так раскрылась фальсификация этого уголовного дела. Но виновные в многочисленных злоупотреблениях, приведших Медкова на 3 года в психиатрическую больницу специального типа, не понесли существенного наказания; государство отнеслось снисходительно к их злоупотреблениям. Прокурор Новоселицкого района Кошкидько Г. и судья Иванов Ю. сначала вроде как ушли в отставку. Но не тут то было. Вскоре непотопляемый прокурор Кошкидько стал прокурорствовать в более престижном районе, а такой же непотопляемый судья Иванов Ю.И. «всплыл» в качестве председателя Кимрского городского суда Тверской области. Следователь-фальсификатор Алексей Анищенко ушел на повышение в другой регион – от греха подальше. Все «свои» целы, но особенно - судебные кадры, в том числе судьи, продлевавшие сроки содержания Медкова под стражей.

Плохо только Медкову, который стал «Даудом» - у него совсем не осталось здоровья после принудительного лечения. Но кого это интересует, кроме Медкова и его матери? Интересно, что судья Иванов Ю.И. «осудил» Медкова Д. даже без вызовов в судебное заседание как самого Медкова (хотя его доставляли в суд), так и главного свидетеля обвинения – Хиленко А. (якобы вызывали, но не явился). Правда, после многочисленных публикаций в СМИ для очистки до бела мундиров оперов, следователей, прокуроров, а также черных мантий судей была предпринята неудачная попытка найти «козлов отпущения» за грехи «правоохранителей» и судей. Первоначально виновные были назначены в лице сотрудников уголовного розыска (Каргалев С. и Михнев А.) как наименее защищенные должностями и служебным положением по сравнению с остальными причастными к выявившемуся беззаконию чиновниками от следствия, надзора, психиатрии и правосудия.

Сначала Каргалев С. и Михнев А. были признаны виновными по части 3 статьи 286 УК РФ и им назначено наказание по 3 года лишения свободы условно. Разумеется, они с обвинительным приговором не согласились, обжаловали его, и дело развалилось, а выбивавшие признания опера продолжают трудиться, будучи повышены в званиях.

Вопрос об уголовной ответственности психиатров, упрятавших при пособничестве суда здорового, молодого человека фактически за решетку, где он стал инвалидом, по статье 307 УК РФ за дачу заведомо ложного заключения вообще не ставился и не разрешался. Изложенный драматичный случай с Медковым Д. необходимо рассмотреть в контексте совокупности причин, обусловивших грубейшие нарушения законности, оставшиеся практически без последствий для виновных.

Во-первых, сам факт возбуждения уголовного дела по факту безвестного исчезновения – весьма редкое явление в российской следственной практике. Как указывалось ранее, обычно безвестное исчезновение граждан необоснованно оформляется постановлением об отказе в возбуждении уголовного дела; предварительного расследования не производится, процессуальные доказательства не собираются.

В данном случае состоялось возбуждение уголовного дела, что само по себе похвально, поскольку свидетельствует о редкой решимости «правоохранителей» установить истину. Но надо сказать, что в следующий раз участники и свидетели принятия этого решения, наученные горьким опытом, несомненно, поостерегутся быть столь решительными и принципиальными. Этот случай является поучительным для всех российских следователей.

Важно понять причины, которые привели к столь неблагоприятным последствиям. Неправильным является вывод о том, что не нужно было вообще возбуждать уголовное дело. Но именно к такому выводу давно пришли российские «правоохранители», действуя в направлении наименьшего сопротивления (минимальной работы), для чего была сформулирована концепция: «Нет тела – нет дела».

Однако это лишь вуалирование бездействия. На самом деле при изложенных выше обстоятельствах возбуждение уголовного дела являлось правомерным и обоснованным, а негативные последствия возникли не от факта возбуждения уголовного дела, а в результате профессиональной несостоятельности «правоохранителей», никчемности российского «правосудия» и порочности всей системы российского «правоохранения».

Во-вторых, и это не менее важно: если бы мать Татьяны не жаловалась на безвестное исчезновение дочери, то никакого дела не было бы. Это обстоятельство важно в связи с тем, что в России ежегодно исчезают без вести несколько десятков тысяч человек, об исчезновении которых никто не заявляет, соответственно, эти данные вообще не попадают ни в какие отчеты, поэтому никто не знает, сколько людей в России исчезает без какой-либо фиксации этих фактов, поскольку они не являются предметом рассмотрения и по ним не выносятся никакие решения.

Разумеется, это касается в первую очередь маргинальных слоев населения, одиноких, социально неадаптированных людей. Однако на территории Российской Федерации ежегодно происходит достаточно много случаев безвестного исчезновения мигрантов, нелегалов, переселенцев, лиц, находящихся в розыске. Кроме того, весьма часто об исчезновении не заявляют заинтересованные в этом лица, в том числе преступники. Таким образом, весьма велика ежегодная российская выборка незаявленных исчезновений, которые не то чтобы не расследуются, а вообще никак не фиксируются.

В этом, в частности, заключается один из изъянов тех подсчетов, которые проводил Иншаков С.М., изучая уровень латентности убийств. Разумеется, некоторое количество незаявленных исчезновений попадает в статистику обнаруженных неопознанных трупов, о чем речь пойдет дальше, но далеко не все. Об этой категории незаявленных исчезновений говорить сложно по той простой причине, что государство не принимает никаких мер для того, чтобы регулировать эту ситуацию. Это умышленное бездействие имеет своей целью «оптимизацию» государственных расходов. Понятно, что таким способом государство фактически уклоняется от исполнения своих обязанностей по охране жизни людей на подведомственной территории.

Соответственно, в определенной мере (доле) такое бездействие является государственным укрывательством неочевидных убийств, поскольку такие убийства заведомо не расследуются. В-третьих, приведенный пример наглядно показывает нынешний профессиональный уровень работы «правоохранительных» органов и судов Российской Федерации, а также засилье и злоупотребления «правоохранителей» и «специалистов», оформляющих «вину» назначенных жертв. В связи с этим надо специально отметить, что российские следователи знают свои реальные профессиональные возможности и подготовку, поэтому стараются «работать» по-возможности с очевидными ситуациями, чтобы не допустить столь вопиющих последствий, которые никак нельзя оценить, кроме как абсолютную несостоятельность. Случай с Медковым наглядно свидетельствует о характере российского «взаимодействия» оперов, следователей, судей и психиатров, о привычной практике фальсификаций и подтасовки результатов своей деятельности.

Казус Медкова позволяет обоснованно предположить, что если бы Татьяна не объявилась (или погибла бы при иных обстоятельствах), то ее брат находился бы на пожизненном принудительном лечении до конца своих дней. Наряду с увлечением следственного аппарата СК РФ расследованием заказных политических дел и в силу очевидного падения квалификации следственных работников резко возросло количество следственного и судебного брака, в первую очередь по делам, представляющим повышенную сложность для расследования.

И последнее, о чем уже упоминалось: российское государство весьма снисходительно к «ошибкам» своих слуг в отличие от преследования остальных граждан, даже не являющихся несогласными. Казус Медкова в этом отношении – эталон попустительства государства в отношении злоупотреблений своих охранителей.("Три года в психушке за убийство, которого не было" http://goo.gl/dEKQp8)

Итого:

1) из года в год в России исчезают (безвозвратно) по криминальным причинам около 20 тысяч граждан, об исчезновении которых заявляется; большинство оказываются убитыми, но по этим фактам уголовные дела не возбуждаются и не расследуются, поскольку доследственная проверка завершается вынесением постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, а прокурорский надзор в лучшем случае сводится к формальным отменам вынесенных следователем постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела с последующим принятием после такой же формальной дополнительной проверки того же отказного решения;

2) сопоставимое с указанным выше число лиц безвестно исчезает, что вообще не фиксируется в компетентных органах, не проводятся никакие проверки, не принимаются никакие процессуальные решения, а официальные государственные органы (МВД и Генеральная прокуратура Российской Федерации) преднамеренно не принимают эффективных мер для выявления «лишних» неочевидных убийств и демонстративно уклоняются от государственного регулирования этой проблемы в целях продолжения (путем бездействия) государственного укрывательства неочевидных «неперспективных» убийств.

Прежде чем рассмотреть следующую разновидность государственного укрывательства «лишних» убийств, остановимся на анализе самого характерного (и одновременно вопиющего) примера путинского беззакония в сфере защиты жизненно-важных прав граждан Российской Федерации.

Этот пример убедительно свидетельствует о деградации и развале российской системы защиты права граждан на жизнь. Мое мнение: данный случай - это классика государственного укрывательства «лишних» убийств в путинской России.

Я имею в виду феномен Пичушкина. Не скажу, что средства массовой информации обошли вниманием злодеяния маньяка Пичушкина. Но проблема заключается в том, что практически все известные мне публикации оставили в стороне самый главный и значимый вопрос: насколько закономерной была безнаказанность Пичушкина, убившего более 60 человек. В результате изучения общедоступной информации о деле Пичушкина можно легко убедиться в том, что российские журналисты (за редким исключением) не поняли глубинное значение этого прецедента.

В частности, как это видно из большинства публикаций, внимание журналистов обращено на обстоятельства, шокирующие воображение публики, хотя главное в освещении этого случая должно было фокусироваться вокруг вопроса о том, почему в 21 веке в столице богатейшего государства на протяжении длительного времени одним преступником абсолютно безнаказанно было убито такое большое количество людей; каковы причины и условия, способствовавшие столь циничному, демонстративному беззаконию, и как «правоохранители» (всех служб и уровней «компетентных органов» г.Москвы) допустили наступление таких тяжких последствий.

Понятно, что без общественного внимания к этим проблемам ситуация с выявлением и надлежащим расследованием неочевидных убийств не изменится: путинские органы правопорядка в состоянии выполнять свои задачи в основном по борьбе с очевидной преступностью, заняты расследованием заказных дел, а в последнее время нацелены на уголовное преследование несогласных, в то время как налаженная государственная система укрывательства «лишних» преступлений отторгает любую профессиональную деятельность, направленную на выявление «неперспективных» неочевидных преступлений, в том числе убийств.

В этой связи преступления Пичушкина и преступления правоохранительных органов Российской Федерации, систематически и массово укрывавших убийства этого маньяка как в капле воды позволили оценить действительное состояние и уровень нынешнего «правоохранения», но российские журналисты не смогли в должной мере воспользоваться этим выдающимся случаем для постановки и обсуждения общественно-значимой проблемы государственного укрывательства убийств. Лишь в двух публикациях из многих сотен журналистами был поставлен вопрос о необходимости изучения и анализа причин противоправного бездействия правоохранительных органов г.Москвы, допустивших безнаказанные убийства более 60 человек и укрывательство большинства из этих преступлений.

Пичушкин А.Ю., 09.04.74 года рождения, был задержан 16 июня 2006 года за убийство своей знакомой Москалевой Марины, убитой в ночь с 13 на 14 июня 2006 года. Преступник был установлен благодаря осмотрительности Москалевой и патологической «небрежности» убийцы. Разумная осмотрительность Москалевой выразилась в том, что перед уходом на свидание с Пичушкиным она оставила дома записку для сына, в которой указала, с кем уходит на свидание и номер его сотового телефона. Роковое для Пичушкина и спасительное для потенциальных жертв маньяка пренебрежение преступником элементарной осторожностью заключалось в том, что убийца до момента совершения преступления узнал от Москалевой об оставленной ею дома записке, осознал опасность своего разоблачения, но, будучи больным гомицидоманией, не смог преодолеть свое патологическое влечение к убийствам и убил Москалеву.

При таких обстоятельствах понятно, что для установления Пичушкина не потребовалось использование «правоохранителями» своих выдающихся способностей по раскрытию неочевидных убийств. В этой связи представляет особый интерес тот факт, что сотрудники милиции и прокуратуры до начала дачи задержанным Пичушкиным «признательных» показаний о совершенных им серийных убийствах были уверены в «бытовом» характере убийства Москалевой и даже не предполагали, что задержанный за это убийство Пичушкин является усердно разыскиваемым сотнями «правоохранителей» г.Москвы так называемым «битцевским маньяком».

(продолжение следует http://goo.gl/A7vRwP)